Бессмертная дочерняя любовь
«Вы должны гордиться своим отцом. Пусть воевал он недолго, но отдал все, чтобы защитить Родину!»…
Это сказал защитник Советского Заполярья генерал-майор в отставке Леонид Верхогляд дочери погибшего солдата спустя много лет после окончания Великой Отечественной…
Конечно, Антонина Николаевна Воронова гордится своим отцом Николаем Алексеевичем и любит искренней дочерней любовью. И чтит его память. Это для других он герой, а для нее, пусть и на склоне лет (Антонине Николаевне уже 84 года) он остается любящим папой. Хотя с момента их последней встречи прошло более 73 лет, рассказывать об отце она может бесконечно…
Не такая уж мирная довоенная
Антонина Николаевна считает себя коренной мончегоркой. В городе металлургов живет практически с его основания — 77 лет. Приехала на север вместе с родителями в семилетнем возрасте… поневоле.
— Папу на север сослали. Но это долгая история. И чтобы проследить ее нить, нужно смотреть в самое начало, — рассказала Kn51 наша героиня. — Отец был очень грамотным. Сначала на родине в деревушке под Белгородом он окончил 4 класса церковноприходской школы, а потом пошел в белгородское реальное училище (такие учебные заведения были в дореволюционной России). Потом началась революция 1917-го. В Белгороде Советскую власть установили в 1919 году. И на этом папино образование закончилось. Мама тоже училась в Белгороде. Там же их и сосватали.
Мама Антонины Николаевны окончила учительские курсы по специальности преподаватель начальных классов. Преподавала в деревенской школе. Одним словом, семья грамотная, что было редкостью в те годы.
— После службы в армии моего папу командировали работать под Ленинград на станцию Назия. Он приехал за мной и мамой в деревню. Председатель тамошнего колхоза был безграмотный совершенно. Он и говорит: «Колька, будешь у меня секЛетарем». А папа не мог остаться. Ведь у него было направление, не явиться по нему было делом подсудным. Председатель же на своем настаивал, — описывает события давно минувших дней Антонина Николаевна. — В общем, родители собрали пожитки, перевязали мне лицо, закрыв глаз и под предлогом того, что мне нужно в больницу, мы уехали. Приехали в Ленинград к папиному брату Дмитрию. Он работал в автопарке Смольного шофером. От него отправились в Назию. И началась обычная жизнь обычных людей. Папа работал бухгалтером, а мама — торфмейстером на торфоразработках.
Но обычная жизнь длилась недолго. Однажды в дом постучал приятель Николая Алексеевича, служивший участковым милиционером. Он рассказал о доносе. Его написал председатель колхоза. В доносе говорилось, что Николай Алексеевич — сын кулака и скрывается от возмездия Советской власти.
— Милиционер сказал: «Уезжай!»… но уехать мы не успели. За папой пришли, — коротко сказала Антонина Николаевна. — Отца посадили в Кресты. Мне в ту пору было 4 года, но память у меня цепкая. Я помню, как мы с мамой ходили в тюрьму, носили передачи и простаивали часами у знаменитой красной стены…
Жить предстояло на севере
Трудно представить, какие чувства испытывала молодая женщина с маленькой девочкой на руках у этой красной стены. Наверное, лучше всего их могут описать ахматовские строки:
И я молюсь не о себе одной,
А обо всех, кто там стоял со мною,
И в лютый холод, и в июльский зной,
Под красною ослепшею стеною…
— Недавно, я ездила в Санкт-Петербург. Проходила по набережной и видела эту стену… стену «Крестов»… — с грустью говорит Антонина Николаевна. — Одним словом, зимой 1935 года отца осудили и выслали в Апатиты. А уже ближе к лету за ним туда приехали и мы.
Надо сказать, в то время города Апатиты еще не существовало и в помине. Была станция. Городом был Кировск, тогда он назывался Хибиногорск. В Апатитах жили и трудились осужденные советской властью.
— Я помню, как мама стояла у окна и плакала. А за окном были скалы и… летний снег. И это — после средней полосы, — вспоминает Антонина Николаевна. — В комнате кроме нас жили еще четыре семьи. Прямо у двери располагались мы. За нами — дядя Ваня и тетя Маруся. У них детей не было. У окна — дядя Витя Винба, он жил один. Была еще девушка Тоня с братом, который спал на деревянных нарах. А еще жили эстонцы Берта Васильевна и Иван Григорьевич. Дядя Ваня был столяр-краснодеревщик. Он мне подарил санки на новый, 1937-й, год. Это был первый Новый год, который было разрешено праздновать. Эти сани помню до сих пор. Они были смазаны, а тетя Берта приделала к ним флажки из лент. Какие это были санки! С ума сойти!..
И пока маленькая девочка находила маленькие радости, ее родители трудились. Отец — в совхозе «Индустрия» бухгалтером, мама — там же. А по вечерам они преподавали в ликбезе (в то время Нарком просвещения мог на основе трудовой повинности привлекать к обучению неграмотных всех грамотных лиц, — ред.).
— А спустя некоторое время мама стала «начальником личного стола директора совхоза «Индустрия»». Так называлась должность. В ее обязанности входил документооборот. Нередко важные бумаги приходилось брать с собой, которые спецпереселенцы видеть не должны были. Поэтому маме выделили комнату. А чтобы папа смог проживать вместе с нами, он должен был быть реабилитирован. После личного письма М.И.Калинину (1922-1938 гг. — один из председателей Центрального избирательного комитета СССР, — ред.), все обвинения с папы были сняты. Это был 1937-й год… — рассказывает Антонина Николаевна. — Получив «вольную» отец еще какое-то время жил в Апатитах. А потом отправился в Мончегорск, а за ним и мы…
Мончегорск встретил палатками
Это сейчас Мончегорск называют Жемчужиной Заполярья. А в далеком 1937-м рядом с местом, где сейчас находится Свято-Вознесенский кафедральный собор, был палаточный городок и бараки. В одну из палаток и заселилась семья Вороновых. Правда, жили там недолго. Вскоре им дали комнату в бараке от лесозавода, где трудился бухгалтером Николай Алексеевич.
— В 1939 году отец окончил водительские курсы и устроился в автотранспортную контору комбината «Североникель». Спустя какое-то время мы снова переехала уже в просторную 14-метровую комнату в доме Соцгородка (сейчас это улица Новопроложенная), — улыбается Антонина Николаевна. — И жизнь пошла своим чередом. Мама с папой работали, я ходила в школу.
Из рупора прозвучало: «Война»…
22 июня 1941-го мирную жизнь перечеркнул голос Молотова: «Война!» — звучало из всех радиоточек города. И эту весть первой из семьи Вороновых узнала маленькая Тоня.
— Как началась война — помню… врезалось на всю жизнь. Отец был на работе. Мама начала стирать, а меня отправила за хлебом в магазин. Там рядом стояла мачта с раструбом громкоговорителя. Выхожу. Спускаюсь со ступенек.. А рядом с мачтой — толпа людей. Они плачут, а я ничего не понимаю. Люди говорят: «Война!», — вспоминает Антонина Николаевна. — Я бежала, не помня себя… А мама стирает и ничего не знает. Говорю: «Война!», а она мне не поверила, включила радио — такую черную тарелочку. Уже вечером папе принесли повестку. Всю ночь мама на руках шила вещевой мешок — машинки у нас не было. А утром отец пошел на призывной пункт, который располагался в Клубе металлургов (сейчас здание Центра развития детского и юношеского творчества «Полярис» на Металлургов, 2).
24 июня, когда часть была сформирована, солдатам разрешили встретиться с родными. Все сидели в зрительном зале Клуба металлургов. Показывали фильм «Дубровский», но мало кто смотрел: плакали, обнимались… А после фильма объявили построение.
— Проспект Жданова (сейчас проспект Металлургов) был вымощен камнем. И там выстроили всех. Отец мой был назначен командиром отделения. Он в свое время окончил командные курсы младших командиров. По сторонам проспекта были глубокие канавы. Заиграла музыка и колонна пошла, — дрогнул голос Антонины Николаевны. — Отец перепрыгнул через канаву и поцеловал меня. Он был небрит и наколол меня щетиной… Я до сих пор помню, ощущаю это прикосновение. Потом он вернулся в колонну и обернулся. Это последний раз, когда я его видела. От него была единственная весточка — из Мурманска прислал открытку, в которой сообщал, что не знает, где будет воевать, знает одно — остается на севере.
А потом тишина… Тоня вместе с мамой эвакуировались в Орск. И до самой Победы не знали, что Николай Алексеевич погиб уже в середине июля — похоронка где-то затерялась. Только когда вернулись из эвакуации, в военкомате им сообщили, что отец погиб смертью храбрых… Но точное место гибели и как это случилось, не знал никто.
Газетная статья открыла правду
Прошло время. Девочка выросла, окончила школу и институт, пошла работать на «Североникель». Один из рабочих дней — 25 августа 1982 года она запомнила на всю жизнь. Сразу пятеро ее коллег принесли газетную заметку, в которой говорилось о подвиге русских солдат, воевавших на полуострове Среднем… Одна из фамилий — Воронов.
В заметке «Враг споткнулся на Среднем» говорилось: «В десятых числах июля немецкие войска неожиданно прекратили атаки на перешейке. Что фашисты задумали, можно было узнать только у пленного. Комендант укрепрайона приказал мне (Верхогляду) достать «языка». Отобрали для этой операции пятерых добровольцев во главе с коммунистом командиром отделения Вороновым. Он призывался из Мончегорска, был смелым, находчивым и рассудительным воином… Трое добровольцев быстро и бесшумно преодолели разделяющее траншеи расстояние, спрыгнули в ход сообщения и бросились к фашисткой землянке. Двое приготовились прикрыть товарищей огнем. Но бойцов заметил немецкий часовой и сразу же бросил в них гранату. Воронов на лету поймал ее, чтобы отправить обратно. Но раздался взрыв. Отважному пулеметчику оторвало кисть руки, осколки разорвали его тело. И все же группа вернулась с пленным егерем. Вынесли и истекающего кровью своего командира…»
— Ни имени, ни отчества, одна фамилия. «Мой ли это отец?» — думала я. Ведь он не был коммунистом, — вспоминает Антонина Николаевна. — Потом была долгая переписка с автором той статьи. Им оказался генерал-майор в отставке, участник обороны Советского Заполярья Леонид Верхогляд.
В своем ответном письме он написал: «К сожалению, имени и отчества Воронова не помню. Для уточнения некоторых данных сообщаю, что 27 июня в 1941 года для комплектования 55-й отдельной пулеметной роты в мое распоряжение на теплоходе в Титовский залив прибыло около 200 солдат и младших командиров уроженцев с Кольского полуострова, в том числе многие были из Мончегорска. На изучение прибывших в пополнение не было времени, так как уже 29-го мы выступили в бой. С командиром пулеметного отделения Вороновым мне пришлось встречаться в бою дважды: 30 июня 1941 года на малой сопке хребта Муста-Тунтури, где мы рядом лежали за пулеметом и отражали атаки горных егерей. И второй раз при отборе добровольцев для захвата пленного. Он добровольно вызвался пойти в разведку и захватить пленника. В ночь на 9 июля 1941 года разведгруппа ворвалась в траншею противника, захватила пленного и возвращалась в часть. К сожалению, командир разведгруппы в этом бою был тяжело ранен и немедленно был отправлен в госпиталь Большие Озерки. Сейчас этого поселка не существует. Видимо там он и умер от ран. Командир отделение Воронов воевал отлично, проявил мужество и отвагу, преданность Родине. Захоронение убитых производилось в районе Больших Озерков. Сейчас место захоронения славных героев, отдавших свои жизни за защиту Родины приводят в порядок. Установлены на могилах обелиски и номерные знаки. Шефство взяли комсомольские организации Краснознаменного Флота. В заключении хочется сказать, что, сопоставляя ваши данные с теми, что я имел, думаю, что командир отделения Воронов, является вашим отцом. Вы должны гордиться своим отцом. Он все, что мог, отдал, чтобы защитить свою Родину»…
— Позже я встречалась с генералом в Москве. Возила отцовские фотографии. И он подтвердил, что это был мой отец. Он рассказывал, что готовил документы на награждение папы, но были очень трудные бои, и он сам был тяжело ранен, потом попал в другую часть. И проверить информацию уже не мог. Так отец и остался без награды за свой подвиг, — рассказала Антонина Николаевна. — И пусть. Зато я узнала, как погиб мой папа. И мне очень хотелось попасть на его могилу, но это непросто.
В 1980-1990 годы территория полуострова Средний в Печенгском районе была закрыта для посещений. Там находились военные части, гражданское население не допускали. Надежда найти могилу красногвардейца Воронова появилась только спустя десятилетия. Но к тому времени дочка героя уже и стала пожилой женщиной.
— Искать могилу отца уже не было сил. И я смирилась с мыслью, что так и не увижу, где он похоронен. Но в 2013 году случайная встреча с мончегорским предпринимателем Сергеем Глуховым дала надежду. Он сказал, что бывает на Среднем и Рыбачьем и постарается помочь. И помог, нашел могильную плиту. В начале войны могилы были еще индивидуальные и именные. Это уже потом они стали братскими, — вздыхает Антонина Николаевна. — И все равно найти было трудно. Не один Воронов погиб на Среднем и Рыбачем. Вороновых было много… Но все же удалось найти стопроцентное совпадение информации имени, отчества, фамилии, даты рождения и смерти. Спасибо Сергею Александровичу за это. А еще он привез мне фотоальбом. В нем — снимки мест, где воевал мой отец, где он нашел свое упокоение. И теперь у меня есть возможность пусть не поехать, но возложить цветы на могилу моего папы. Я нашла его, я о нем помню. Я его люблю…
