Мы отдавали себя одному делу

0

0

Монча — Риж-губа: два дома

Наша героиня родилась на Риж-губе, но постоянным жителем поселка себя не считает. Хотя ее детство крепко связано с ним и семьей маминого брата — Василия Ивановича Тихомирова, жившей там же.

— Родители развелись, когда была маленькой, мамин брат заменил мне отца. Очень уважаемый человек. Бывало, даже замещал начальника рудника (кварцитовый рудник комбината «Североникель») Владимира Дроздова, с женой которого дружила моя мама. Семья дяди Васи жила с Дроздовыми в одном двухэтажном доме, — рассказывает Марина Серова.

Чтобы мама Марины, Екатерина Ивановна Серова, могла работать и не потеряла рабочее место, бабушка увезла девочку в Вологду, когда той исполнилось три месяца. Назад привезли годовалую, и не на Риж-губу, а в поселок на Монче, где Екатерине Ивановне выделили комнату в бараке на улице Лесной. К моменту переезда в «город» она уже работала в отделе технического контроля «Североникель».

— В 1962-м мы жили на Лесной, и я могла бы пойти в первый класс школы №1 на соседней улице — Нагорной (в этом здании уже много лет работает спортшкола), но пошла в двенадцатую. Она тогда располагалась в бараке на улице Моховой. А через два года выстроили новое трехэтажное здание на улице Боровой, и мы уже учились там, — вспоминает Мария Александровна.

Этого не забыть…

Мама Марины часто и подолгу лечилась в больнице: ее сильно беспокоили осложнения после перенесенного менингита. Поэтому девочка по нескольку месяцев жила у дяди на Риж-губе.

— Жизнь поселка протекала перед моими глазами, да и мама немало рассказывала. Помню, она говорила, что известие о смерти Иосифа Сталина стало большим горем для риж-губовцев. Они искреннее переживали об утрате, плакали. Но через какое-то время пошли разговоры о развенчивании культа личности. Памятник Сталину, покрашенный серебряной краской, убрали, на его месте немного постоял «золотой» Ленин и тоже куда-то исчез. А на высоком постаменте потом много лет росли цветы в огромном гипсовом вазоне.

Воспоминания детства обычно связаны с яркими эмоциями, глубоко задевшими за душу.

— Никогда не забуду две авиакатастрофы, которые произошли примерно в 1964-1965 годах, в районе Риж-губы. Один из самолетов врезался в высокий отвал карьера. В момент взрыва в школьных окнах выбило стекла. А второй упал в озеро напротив насосной станции. Он спикировал с большой высоты и погрузился в ил. Его долго искали, не смогли найти. Только мазутное пятно всплыло над местом трагедии. На карьер и к озеру приезжали военные, отдавали почести погибшим выстрелами в воздух.

Вместе и на доверии

В поселке все беды переживали вместе. И отдыхали тоже вместе: договаривались по очереди отмечать праздники то в одной семье, то в другой. А поселковый клуб собирал всех сразу. В вестибюле стоял бильярдный стол. Перед концертами его отодвигали.

— Дети придумывали развлекательные программы для родителей. И ведь шли смотреть эти концерты не только мамы с папами, а абсолютно все! Мы выходили на сцену перед полным залом. Он мне запомнился молодыми лицами мам в белых пуховых платках. Зимой люди сидели в пальто, раздевались только «артисты», потому что могли погреться за сценой у печки-буржуйки.

В доме конторы работало почтовое отделение, оно же — бухгалтерия и приемная, где работала, можно сказать не почтальон, а секретарша. Рабочие у нее получали зарплату, оформляли нужные документы, заказывали справки. Друг другу доверяли. Жили по совести.

— Мехмастерские поселка были всегда открыты. Возможно, на ночь их закрывали, не помню… Там стояли токарные и фрезерные станки. Сюда шли ремонтировать не только машины, а в любое время, когда требовалось, чинили любую поломку: ножи точили, мастерили что-то для той же бани или детского садика. Бочки с солидолом и бензином стояли в открытом доступе, и никто не помышлял воровать.

«Весна на Заречной улице…»

Выражение «одна семья» как нельзя точно подходит в отношении риж-губовцев. Многие приехали туда во время войны, строили комбинат и рудник. Со временем изначально чужие люди, прибывшие из разных уголков большой страны, выходили замуж, женились и, в конце концов, на самом деле становились родней. Мужчины трудились на руднике, их жены — в поселке.

— Возвращение с работы мужчин проходило, как ритуал. Я ждала дядю Васю, словно родного отца, — вспоминает Марина Серова. — До сих пор стоит перед глазами, как мы с его женой выглядывали в окошко: вот подъезжает автобус с «носиком», оттуда выходят рабочие с чем-то вроде противогазов на плечах, в грязных фуфайках, уставшие и направляются в душевые. Эту картину до боли напоминает сцена в фильме «Весна на Заречной улице»… А жены наблюдают за мужьями из окон. Как только первый работяга, намытый и напаренный, возникает в дверном проеме душевой, у баб тут же начинается суета на кухне: ставят разогревать ужин, накрывают стол… По пятницам рядом с тарелкой супа обязательно оказывалась рюмочка. Я не помню коллективного пьянства. Мужики расслаблялись дома. Подкрепившись, летом торопились на рыбалку или в лес.

В лесу, как дома

В лес жители поселка ходили, как к себе домой. А из леса в поселок часто забегали лисы и зайцы. В чаще попадались лоси, но никогда встреча с лесным гигантом не пугала ли людей, ни его самого. Каждый шел дальше своей дорогой.

— Мы не мешали друг другу. Правда, детей пугали росомахами, думали они кровь высасывают. Один раз я увидела «грозного» зверя размером чуть больше кошки. Что-то большого страху она на меня не нагнала, может, еще маленькая была, — улыбается Марина Александровна.

Народ запасался ягодами, грибы солили ведрами и бочками. Картошку никто не покупал.

— Не поверите, но сейчас у дачников на земле, где жили их бабушки и мамы, всегда рождается небывалый урожай! Наверное, потому что это их земля. И она их кормит.

«Чуфыр-чуфыр» — через озеро проплыл

А без рыбалки себя не мыслил ни один мужчина поселка. У каждого в кладовке вялилась рыба. Дядя Вася вялил кумжу и снабжал всех родственников.

Почти все имели катера — деревянные лодки с мотором посередине.

— «Чуфыр-чуфыр» их называли. Самые надежные суденышки. Через все озеро на них ходили под Апатиты, на Нефелиновые пески. Наберем грибов, вернемся, высыплем и обратно. На этих лодках никакие волны нам были не страшны.

На этих лодках ездили на узловую станцию Имандра, например, чтобы купить билет на поезд или… зарегистрировать брак. Мама нашей героини вышла замуж именно там. Станция Имандра привлекала молодежь танцами, которые устраивались в помещении местной школы.

— Однажды зимой я туда по льду бегала с подружками. Прибежали, посидели пять минут, и уже пора домой возвращаться. Зачем, спрашивается, приходили? — смеется Марина Серова.

Чем украшали дом

Как рассказывал Kn51, на острове Риж-губы располагались детский сад и дом престарелых (позднее дом инвалидов). Прямо на дороге-дамбе, ведущей на остров, работали лесопилка и пожарка. По правую сторону перед самим островом — пожарка, а немного впереди нее, по левую сторону дороги — лесопилка.

Единственный частный дом Риж-губы строили, как считает Марина Александровна, наверное, еще в довоенное время. Старый и черный, как снаружи, так и внутри, он стоял на острове у самого озера.

— В нем жила такая же старенькая, как и дом, всегда одетая в черное, но очень добрая бабушка Маша — родственница моего дяди по линии жены. Мы любили к ней приходить. Она нас привечала, а сама усаживалась плести кружево на коклюшках. Рукоделие крепилось к трехногому валику. Меня всегда восхищал контраст: черная старушка в черной избе под завораживающий перестук коклюшек плетет белое, как снег, кружево…

Умению вязать и шить тогда никто не удивлялся. Кровати в каждом доме украшали подзоры, связанные крючком, а на гору подушек набрасывали накидушку, сплетенную коклюшками. Женщины вышивали нитками мулине наволочки. И хотя тут же готовили на плите или на печке, откуда могла высыпаться зола, все вещи в доме содержались в идеальной чистоте.

— У нас тоже все это было. На диване с круглыми валиками-подлокотниками лежали вышитые подушки, а на кровати — святом месте (попробуй, присядь на нее в неположенное время) до пола свисали подзоры. Мама воду носила в ведрах с улицы, стирала на руках хозяйственным мылом, и вещи всегда оставались кипенно белыми.

Где успеть наплаваться и позагорать?

Северяне приспосабливались к короткому лету и находили места, где можно успеть искупаться и позагорать, пока греет солнце. Одна из сторон острова привлекала народ песчаным берегом, плавно переходящим в такое же мягкое песчаное дно. Небольшая глубина гарантировала безопасное купание, поэтому сюда ходили, как на пляж. Сейчас это место занимает чья-то дача.

— Еще ребятишки плавали в теплом карьере, что тянется далеко, начиная от поселка. Его называли «каньон». Он был узкий и очень глубокий! Я туда не ходила — страшно. Он и сейчас есть, заполнен естественной водой, и до сих пор ныряльщики любят этот водоем. Тогда каменная дорога, по которой ездили рейсовые автобусы и те, что возили школьников, была, не передать, какая страшная. До сих пор не понимаю, как ездили прямо па самому краю каньона. Всякий раз, когда автобус в гору ехал, у меня дух захватывало: с одной стороны — скала, а с другой каньон с зеленоватой водой. Сквозь ее толщу отчетливо просматривались каменные стены карьера, а дно — не видно. Там ничего не растет, рыба не водится, только трава — сквозь камни. Один раз автобус на скользкой поверхности повело юзом назад, а пассажирам — хоть бы что, привыкли.

Всем миром спасали утопающих

Тем не менее, экстремальные случаи происходили. Но чаще всего — на воде. Марина Серова училась в выпускном классе, когда с одноклассницей попала в шторм.

— Поехали за ягодами на яхте, что принадлежала тогда уже знаменитому мончегорскому яхт-клубу. Ее вел сотрудник третьего цеха Игорь Зайцев, опытный яхтсмен, он не раз занимал высокие места в соревнованиях по парусному спорту. С ним — его друг с женой. А яхт-клуб, к слову тогда находился на противоположном берегу Имандры недалеко от остановки «Кольцо», у старого храма. Внезапно поднялся сильный ветер, сломал толстенную мачту, и яхту опрокинуло у самого Имандровского острова. Вплавь мы добрались до суши. Я вытянула одноклассницу — та не умела плавать. На берегу наткнулись на мужчину с женщиной: они у костра, пережидали шторм. Они на деревянной лодочке с мотором, видимо, тоже приплыли за ягодой. Ближайший населенный пункт от острова — Риж-губа, и взрослые решили отправиться туда. Мы с двумя женщинами сели в деревянную лодку, правил ею хозяин, а Игорь Зайцев с другом — в яхту и привязали ее канатом к деревянной. Договорились: в случае непредвиденной ситуации, мужчины трос отрежут, чтобы спаслись хотя бы женщины. Я такого ужаса никогда не испытывала. Волны огромные, черные, захлестывали с головой. Казалось, вот-вот утонем. В центре лодки горячий мотор шипит, когда на него волна попадает, пар клубится… И только наши «спасители» оставались невозмутимыми, лишь поторапливали нас воду вычерпывать. Черпали до самой Риж-губы. А там на помощь сбежались все, кто мог. Кто-то — с горячим чаем, сразу нас в баню отправили греться… Милиция приехала. Мы же пропали на яхте клуба, а она на учете, это одно, а второе — когда на комбинат сообщили о пропаже людей, руководство выделило катер на поиски! Казалось бы: кто мы такие, чтобы комбинат «Североникель» за нас волновался? Но так было…

В то время на причале яхт-клуба стояли два комбинатовских катера. В случае исчезновения рыбаков они отправлялись на поиски. Конечно, катера служили не только для этих целей. В сезон работники «Североникеля» на них ездили за ягодами. Ездили и на автобусах, как в лес, так и на отдых. У рафцеха, например, была своя база отдыха «Вить-губа».

— Все праздники там отмечали. Я работала в ОТК рафцеха и помню, как в День металлурга для нас ловили рыбу, мы приезжали на базу, где уже ждала уха, устраивали небольшой концерт, оркестр заказывали. За каждым цехом была закреплена какая-то база отдыха. На риж-губовской базе «Норд» часто гуляли свадьбы.

* * * 

— Риж-губа запомнилась не столько событиями, сколько духом, который царил в отношениях между людьми. В поселковой среде не знали панибратства. На работе воспитательницу звали Мария Павловна, а дома, на кухне — Марией. Дроздов — начальник рудника — на производстве всегда оставался Владимиром Ефимовичем, а по-соседски, был дядей Володей. Рабочие вопросы решались на руднике, а бытовые — дома. Мы не знали разделения на бедных и богатых, все мы были людьми, которые отдавали себя одному делу.