Banner
Banner
28 марта 14:13
  • $ 92.59
  • € 100.27
Наши люди
07 июля 2016 15:00

Она обещала выжить и стать счастливой

Жительница Мончегорска в юном возрасте была угнана в фашистскую Германию, побывала в двух лагерях смерти, но выжила и сохранила любовь к людям. 29 июня Ольга Ильинична Дудкевич отметила свое 90-летие в кругу детей, внуков и правнуков.

Когда видишь эту жизнерадостную, нарядную и моложавую женщину с хорошим чувством юмора, трудно поверить, что путь к ее счастью был настолько труден. Она же говорит, что просто не могла не стать счастливой. Она была обязана сдержать обещание, данное обреченным женщинам в очереди к печам Бухенвальда. Эту очередь Ольга Ильинична помнит до сих пор, впрочем, как и все свое детство, опаленное войной. За 4 года ей пришлось узнать, что такое мужество, боль, предательство, одиночество, голод, страх… О своей дороге к счастью Ольга Ильинична рассказала Kn51.

С семьей разлучила война

Я родилась в 1926 году в Курске, была пятым ребенком в семье. Всего же детей было семеро: 6 сестер и брат. И все погодки. Нас воспитывали любящие мама и папа. Мама вела хозяйство, а папа был моряком Черноморского флота и коммунистом. После службы он стал руководителем птицекомбината Курска.

Папа был предельно честным человеком и мастером на все руки. Сам построил дом, в котором было уютно и тепло. Казалось семейному счастью нет предела. Но началась проклятая война. Тогда мне было 14 лет.

В 1941-м моя старшая сестра Мария уже была замужем и с ребенком. Она жила на другом берегу реки Тускарь, разделяющей Курск на 2 округа. И я отправилась за ней, чтобы помочь ей с дитем переехать в родительский дом.

Отец в то время организовывал ополчение. Его дома не было. Наверное, он остановил бы меня. Ведь город по ту сторону реки уже заняли немцы.

Они вошли в город, разгромили памятник Ленину. Это такой ужас! Не помню, как добежала до дома сестры. Он был в центре города. Я помогала ей быстро собрать вещи, когда вошел полицай. Он обратился к Марии: «Я никому не сказал, что ты секретарь комсомольской организации. Тебя б давно уже расстреляли. Так что собирайся в Германию». Как бы она поехала с ребенком? И вместо нее в приемный пункт пошла я.

Первое предательство

В приемном пункте уже собирали второй отряд женщин для отправки на работы в Германию. Страх, горе, слезы… Я тоже рыдала.

Вдруг слышу знакомый голос: «Оля, чего ты плачешь? В Германии народ цивилизованный. Тебе там будет так хорошо! Не плачь!». Это была моя любимая учительница, та, которая меня учила любить Родину. Она была в окружении двух немецких офицеров. Было чувство, что ушла земля из-под ног. Как я ее ненавидела в ту минуту! Но я ничего не сказала.

Путь в Германию

После регистрации нас погрузили в телячьи вагоны и погнали без еды и воды в страну великого Рейха.

Когда везли по Бессарабии, за вагонами бежали люди, пытались передать нам еду и питье. По ним очередями стреляли немцы. А люди все равно бежали и кричали: «Пейте-ешьте, рус…». Разве такое забудешь?

Рабочие будни в Штутгарте

По приезде в Германию меня определили в рабочий лагерь под Штутгартом. Здесь пленные разных национальностей работали на авиационном заводе. Мы прессовали огромные листы фанеры. Из них изготавливали крылья для самолетов.

Немцы относились к нам по-разному. Одни иначе, как свиньями не называли, другие пытались подкармливать и даже говорили кое-что о ситуации на фронте. Помню, это было в 1943 году, ко мне подошел немец и спросил: «Русская? Из Москвы?». Отвечаю: «Русская. Из Курска». А он говорит, что Курск уже взяли наши. Я прибежала в общежитие — делюсь с землячками радостью, что Курск освободили. Одна из них работала у коменданта и жила с немцем. Ему-то она и доложила, что я рассказываю о победах нашей армии.

Оказывается от Гитлера еще скрывали сообщения об отступлении фашистской армии, хотя по русскому радио об этом уже говорили. Некоторые немцы слушали его, а это было строго запрещено. Меня вызвали к коменданту, чтобы узнать, кто мне рассказал. Но я не могла сдать того немца. Меня жестоко били. Слух о том, что меня пытали, разлетелся по лагерю. Один бельгиец Фердинанд, красивый такой, поделился, что группа его товарищей решила бежать. Предложил мне уйти с ними. Но мне в Россию, домой хотелось. И я отказалась.

Побег из Штутгарта

Я сбежала сама, без подготовки. Иногда, если мы хорошо работали, нас выпускали за ворота лагеря. И я тихонечко ушла и не вернулась. Днем не шла, шла ночью, чтобы не нарваться на патруль.

Однажды забрела в лес, спряталась под сосной и уснула. Проснулась вся в красных гусеницах. Как платком накрыло. Им тепло и мне тепло. Стряхивала их, как оголтелая, с испугу. А потом сломя голову побежала. Не помню, как очутилась в яблоневом саду. Это была весна и плодов еще не было. Но в саду была сторожка. Я наблюдала за ней, ждала, когда из нее хоть кто-то выйдет. Но никто так и не вышел. Собралась с духом и вошла. Там было пусто. На столе тарелка, а под ней — кусок хлеба. А я несколько дней ничего не ела. Сам Бог меня в эту сторожку привел.

Потом я продолжила путь в Россию. Искала железную дорогу. Наконец, услышала свисток паровоза. Вижу, идет поезд — весь побитый, окна без стекол… Пулями и осколками все изрешечено. Поезд встал. Забралась в вагон, села в кресло… и задремала. Слышу, идет обходчик и по колесам — тук-тук, тук-тук. Звук приближается, до меня осталось совсем чуть-чуть. Я замерла. Обходчик поднял на меня глаза, смотрит… Не знаю почему, но я ему улыбнулась, а он опустил глаза и пошел дальше. Я все ждала, когда за мной придут полицаи… Но немец меня не выдал. Поезд тронулся и я поехала.

Нагадали вернуться домой и быть счастливой

Поезд остановился на станции. Это был Мюнхен. Город чужой и зловещий. Все в асфальте и ни деревца. Не на тот поезд села… Я поняла, что до России не добраться и решила сдаться. Нашла, где находятся полицаи. Со мной разбираться не стали — посадили в тюремную камеру.

В той тюрьме была одна француженка. Она гадала сокамерницам. Подошла и я. Она посмотрела на меня и сказала: «Будешь дома, будешь счастливой, будут у тебя дети». Я в тюрьме, а она мне такое наговорила. Не верилось…

Потом меня определили работать к одной немке. В начале 1944-го нас бомбили союзники. Одна из бомб попала в дом, где я работала. И я снова сбежала.

Голая очередь Бухенвальда

Продолжила путь на Родину: пришла на вокзал, села в поезд. Там пристроилась к немке с детьми, но у меня не было документов. Патруль снял с поезда, и меня отправили в Лейпциг. Там опять определили в тюрьму, а из нее уже в концлагерь — Бухенвальд.

Первое, что там увидела — живая голая очередь. Девки молодые, старые… и я прохожу мимо этой очереди. Они меня трогают за руки и каждая говорит: «Ты молодая, живи за меня…. Ты молодая, живи за меня…»

Я вычеркнула это из памяти. До 70 лет. А сейчас мне снится та страшная очередь. Я даже лица женщин различаю. Печка открывается, закрывается… Труба высоко-высоко, дым черный, а с другой стороны уже пепел выгребают. И никто не бежит никуда, все стоят и обреченно ждут смерти.

Тогда я думала, что если меня отправят в печь, я запою: «Вставай страна огромная, вставай на смертный бой…». Но мне бросили полосатую одежду, а из очереди все слышалось: «Живи за меня, живи за меня…». Взяла эту одежду и подумала: «Поживу еще».

Загнали в барак, он длинный такой. Нам запрещали говорить. Если начинали разговаривать, нас поливали холодной водой. В бараке я пряталась под столом. Там, под столом, познакомилась с девчонкой с Ростова. И даже адреса у нее не спросила.

В Бухенвальде я была недолго, около двух недель, поэтому, наверное, меня и не сожгли.

Женский лагерь смерти Равенсбрюк

Как-то нас построили в колонну по 5 человек и куда-то погнали. Это был 1944 год. Проходили мимо деревни. И одна добрая немка, открыла форточку и протянула в нее тарелку с кусочками хлеба. Все бросились к ней, стали выхватывать этот хлеб, тарелка разбилась. Женщина испугалась, скорее форточку закрыла со страху.

Потом шли полем, а там брюква. Мы к ней, немец с автомата строчит, но мы бежим, хватаем эту брюкву. И мне кусочек достался. Вкуснее ничего не ела.

Нас привели в женский лагерь Равенсбрюк. Там огромное цементное здание. Потолок высоко-высоко и нары… А рядом военный завод за забором. И кто здоровый, тех на работу, а кто хворал — сразу в печь.

Пошла на работу. Меня поставили возле конвейера со снарядами. Снаряд катится — я должна его поймать и сложить в ящик. Однажды не удержала — ослабла. Снаряд упал на ногу, вырвал кусок плоти. Рукой зажала рану, держу, а меня кто-то несет. Положили меня в лазарет — тесное помещение, и люди лежат один к одному — над каждым номер.

Ночь прошла. На утро думаю: «Сейчас и меня в печку бросят». Вижу идет немка, и с ней врач и санитарка. Подойдут к одному — ставят галочку — в печь, к другому — галочку — в печь. Подошли ко мне. И доктор не дал поставить галочку напротив моего номера. Он сказал, что когда делал мне перевязку я даже бровью не повела. Да я и тогда лежала с каменным лицом. Ну так и прошли мимо. На следующий день вышла на работу.

Встреча на Эльбе

В 1945 году Равенсбрюк начали бомбить союзники. И нас отправили на Эльбу к американцам. Близ Эльбы всех загнали в какой-то сарай. Стоим, как столбики, ждем, когда нас сожгут. Слышим, как эсэсовцы переговариваются. И вдруг стрельба, немцы разбежались. Двери открылись и кто-то кричит по-русски: «Ложись, на горе немцы, ложись!!!» А мы обнимаем и целуем освободителей. Это были наши. Вот такая встреча на Эльбе. Нас освободили и отправили на все 4 стороны.

Мы разделились на группки и пошли кто куда. Нужно было найти одежду, чтобы переодеться. Пришли в заброшенный дом. Там никого. Жильцы уходили в спешке. В доме висели колбасы, сыры. Девчонки налетели на эту еду, а потом мучились животами. А я у крыльца увидела мешок с орехами. Горсть взяла, съела. Если б начала есть мясо, я б наверное, умерла. В этом доме мы и нашли приют.

Видим, наши разведчики скачут. Остановились возле нас. Разведчики попросили присмотреть за их раненым товарищем. Они должны были приехать за ним на следующий день. Но не суждено ему было выжить…

В дом пришли немцы. Я со страха в коровник спряталась, смотрю через дырку в стене. Вижу, как фашист сдернул планшет с раненого, снял с него часы, приставил пистолет к сердцу и выстрелил. Разведчик даже глаз от своего убийцы не отвел.

Когда немцы ушли, мы подошли к убитому, а в кармане у него письмо: «Сыночек, возвращайся скорей. Скоро война закончится, наступит лето и мои ученики уйдут на каникулы. Я так жду тебя, сынок…» Эти строки навек врезались в память.

Дорога домой

И я снова ушла. Вижу, полуторка едет. Я руками замахала, закричала. Полуторка остановилась, и меня забрали. Это были солдаты из армии Рыбалко. С ними я доехала до Праги. Один из парней, с которым познакомилась в полуторке, все просил меня поехать к его маме в Полтаву. Он говорил, что она добрая, что примет меня, как родную, но я хотела домой.

Этот солдатик пристроил меня на станции в один из домов дожидаться поезда в Россию. Дня через три приехал поезд. На нем добралась до Киева. Там на вокзале дали справку, что возвращаюсь с Германии. И я отправилась дальше. Приехала на свою станцию. Там случайно повстречался одноклассник, он и привез меня в родной дом.

А потом пришло счастье

В Курске прожила до 1969 года. Там вышла замуж и родила двоих детей. А потом обменяла квартиру на жилье в Мончегорске.

Здесь работала и товароведом на хлебозаводе и секретарем в разных организациях. А сейчас живу любимая своими детьми, внуками и правнуками. Наверное, поэтому я до сих пор в добром здравии и чувствую себя счастливой. Права оказалась француженка-гадалка.

***

У Ольги Ильиничны двое детей, одна внучка и два взрослых правнука. Они считают свою бабушку главой семьи и гордятся ею. А правнук Николай хвастается, что его прабабушке никто больше 70 лет не дает и что она — заядлая футбольная болельщица. В «Евро-2016» ее фаворит — команда из Исландии.

— Эти викинги сражаются за свою страну, а не за деньги. Наверное, только так дается победа. Жаль, что они не обошли французов, но у них все впереди. Так считает моя бабуля, — поделился с Kn51 Николай. — И я с ней согласен.

 
Оксана КИТАЕВА. Фото Оксаны КИТАЕВОЙ и из архива Ольги Ильиничны ДУДКЕВИЧ