Когда все были живы...

0

0

Повестка

Перед Великой Отечественной войной ее семья жила в Вохомском районе Костромской области. Во время войны отец работал в Котласе кузнецом, сестра — на лесосплаве, старший брат воевал. Павла – третья по старшинству — трудилась в колхозе с младшими братьями и сестрами.

Навсегда врезалась в ее память дата — 1 декабря 1941 года. Это день рождения младшего братишки Коли и отъезда из родного дома. Кто знал, что назад Павла вернется не скоро и ненадолго.

— Почтальон принес мне повестку на оборонные работы. Мама тогда ходила тяжелая (беременная). От горести, что теперь и я уеду, у нее раньше времени начались роды.

…Новорожденный мальчик лежал на полу. Пока было не до него — десятого в семье ребенка: все хлопотали вокруг мамы – лишь бы не умерла… А она потеряла сознание сразу после родов.

— Боялись, что станет без нее? Приводили в чувство: хлопали по щекам. Был бы нашатырь, — вспоминает 90-летняя Павла Дмитриевна, много сил и здоровья отдавшая работе в мончегорских шахтах во время войны. — Но откуда у колхозников в то время нашатырь? – сокрушается она и сегодня.

…Как только мама пришла в чувство, соседская бабушка, что помогала ей в родах, занялась малышом. А мама, едва переведя дух, засуетилась собирать дочку в дорогу. Наложила в мешок теплых вещей, сушеных овощей и ягод.

Куда нас везут?

— В товарняке, что увозил из родных мест, было много моих ровесников-мальчишек 15-16 лет. Грелись у печки посередине вагона, спали на нарах. И всю дорогу спрашивали: «Куда нас везут? Лучше бы в своих колхозах взрослым помогали…».

К концу декабря поезд прибыл в Мурманск.

— Нас поселили в школу №3: девочек — на второй этаж, ребят – на третий. С 1 января 1942 года вышли на работу в порт. Начальник порта и диспетчер всплеснули руками при виде нас: «Куда детей привезли-то? У нас и работы для них нет. Смеетесь над ребятами?».

Тем не менее, нашлось занятие для юных костромчан — разгружали американские корабли с продуктами. Поля (так звали Павлу в юности) удивлялась их размерам: «Как они не лопнут, такие наполненные? Сколько же в них входит?». Молодежь выгружала продукты, а мужчины везли на склад. Всякий раз, сопровождая ребят на корабль, мужчина-диспетчер причитал: «Вы только вниз на воду не смотрите, держитесь, не упадите! Сорветесь — у моря разрыв сердца получится…».

Бесконечные налеты и бомбежки были неотъемлемой частью военной жизни Мурманска.

— Мы как-то легкомысленно, что ли, пережидали бомбежки. Прибежим в убежище и хоть бы что. То ли потому что они стали привычными, то ли от того не пугались, что все наши были живы, близко мы смерть не видели, — вспоминает Павла Дмитриевна.

Труд на шахте

В конце марта 1944-го Павлу с друзьями перевезли в Мончегорск.

— Меня оформили на работу в первую шахту комбината «Североникель». Здесь подружилась с девушкой, которая оказалась дочкой человека, что работал со мной в Мурманске. Мы потом не раз ездили к нему на пригородном поезде. Помню, он смастерил нам по чемодану из фанеры.

 Работа в шахте подорвала здоровье. Однажды вагон полный руды провалился задними колесами между клетью и площадкой. Поля с напарницей пытались его поставить на место.

— Почувствовала, как что-то во мне порвалось, — рассказывает Павла Дмитриевна, — пришлось звать на помощь ребят из забоя. И те с горем пополам вагон вытащили. Врач меня ругал на чем свет стоит: «Была б ты моей дочкой, я б тебя еще и выпорол в наказание! О чем думала? Даже мужикам не под силу такую тяжесть поднять…».

Доктор выписал Павле больничный, а после ее перевели из шахты.

Война кончилась!

Шел 1945-й год. Как-то майским утром, на два часа раньше положенного, запищало радио. Недовольные девушки заворочались, а приемник выдал новость, которая сняла сон, как рукой. Война закончилась! В одних сорочках, босиком девчонки выскочили на улицу.

— Радио было не у всех. Поэтому в глазах тех, кто о победе не знал, мы выглядели, как помешавшиеся. Так и говорили: «Девочки с ума сошли, потому что их домой не отпускают».

С ума, конечно, девочки не сошли, но по своим тосковали сильно и, правда, рассчитывали, что теперь-то непременно разъедутся по родным деревням. В тот же день, по окончании работы, они обратились к начальнику (рудниками «Североникеля» тогда руководил Д.И. Матюшкин) за расчетом. Но тот отказал — рабочих рук не хватало.

— Как мы ни бились, мол, война кончилась, значит, и нашей жизни тут пришел конец, не дал расчета, — до сих пор обижается Павла Дмитриевна.

Прости меня, паненка…

В поселке Большое Кумужье поселили пленных немцев. Под конвоем они работали в шахте. При них на хозяйственных работах состояли вольные немки. Женщины знали русский язык, наведывались в барак к местным девушкам пообщаться, ходили вместе с ними по грибы и ягоды, да и просто погулять…

Павла тогда работала на откатке: подавала сигналы, когда руду поднимали из шахты. Девушке дали в помощь одного из заключенных, знавшего русский. 

— Он все просил у меня прощения: «Прости меня, паненка, я не виноват, что мы воевали. У нас тоже дома семьи, думаешь, мы хотели воевать? Да, я стрелял, а попадал ли в кого, убил ли – не знаю…». А я ему, мол, да работай, я не сержусь. Все равно война окончилась, победа за нами. Вот только кто из наших домой вернется?.. Живые – нет, поеду в отпуск, узнаю. Потом узнала – в нашу деревню не вернулся ни один.

Пока сами живы, никому умереть не дадим!

В бараках девушки и женщины жили, как одна семья.

— Дети просили кушать, мы со столовой носили им в миске второе. Буфетчицы узнали, что мы делимся своей едой, и стали кое-что оставлять. Порой давали столько, что хватало и мамам, — припоминает Павла Дмитриевна. – Одна из уборщиц, мама мальчика-грудничка, уходила мыть полы, а сына оставляла. Мы, нянчились с ним по возможности. Я у кого-то выпросила чистую тряпочку. Постирала, перед печкой «пожарила», чтоб инфекции не осталось. Нажевала в него жидко хлебушка и сунула мальчишке в ротик. Он как схватил, насосался и уснул. Мама моя делала такие сосули для младших. А Маруся – мать ребенка — прибежала с работы, не услышала его плач, испугалась: умер! Да мы ее утешили: «Что ты! Пока сами живы, никому умереть не дадим!».

Позднее девушкам выдали продуктовые карточки, с питанием стало легче.

— Выкупим одну карточку, а в ней талоны на разные продукты: хлеб, сахар, крупы рыба, наготовим и все вместе кушаем. Так и питались, пока не отменили карточную систему.

Три месяца дома

В 1946-м здоровье Павлы ухудшилось настолько, что пришлось лечь в больницу. После лечения вновь обратилась за расчетом к Д.И. Матюшкину. Тот расчет не дал, но отпустил в отпуск на три месяца.

— Поревела, конечно, а что делать? Собрала чемодан да поехала, — говорит Павла Дмитриевна.

Как добираться до Костромы девушка не представляла, ведь ей не доводилось путешествовать дальше своего райцентра, а на Север привезли… На станции Оленья посчастливилось встретить попутчиков-земляков — подсказали, до куда брать билеты и в какую сторону ехать.

Путь в 62 километра от райцентра до бабушкиной деревни Павла одолевала с раннего утра до вечера. Северянку, одетую по-зимнему, встретила неожиданная сентябрьская жара.

Дошла кое-как, а на двери дома – замок. Соседка рассказала, что бабушка переехала жить к маминому брату в другую деревню, до которой еще 100 километров.

— Попросилась ночевать к маминой невестке. Та с ходу ответила: «Отчего же нельзя, проходи». И только потом, из разговора, признала, что я ее родственница!

Павле сразу вспомнилось, как в 1941-м парней и девушек из района привезли на неотапливаемый вокзал перед отправкой в Мурманск. Как молодежь промерзла до костей в ожидании поезда, потому что их не пустили в соседний дом даже погреться. Всяких людей хватало: и гостеприимных, и недоверчивых…

Тетка рассказала, что никто из мужчин в их семье не вернулся с фронта. Что мама каждый день плачет по старшему сыну Алексею, который погиб в 1944-м в Латвии. Что «похоронила» она и Павлу, от которой пять лет не было вестей.

По счастливому стечению обстоятельств на следующий день в сельсовет съезжался народ с ближайших колхозов сдавать мясо. Там Павла встретила отца.

— Домой мы приехали вместе. Мамино удивление и радость не описать! Я не могла сразу огорошить ее известием, что приехала всего лишь в отпуск. Рассказала только спустя два месяца. Та — в слезы: «Да что же это?! Война закончилась, а они все вас держат. Сколько забрали ребят по городам, в колхозах работать некому».

Не в своей тарелке

Отпуск закончился, Павла вернулась в Мончегорск, перешла работать в гардероб второй шахты. В 1950-м вышла замуж. Год спустя, после рождения старшего сына — Толика, мужа призвали в армию. Короткая побывка служивого подарила молодым в 1955-м еще одного сына – Юру. Пока муж служил, Павла работала по сменам, Юру носила в ясли (его не стало, когда малышу едва исполнилось 7 месяцев), а Толю пришлось отдать в круглосуточный садик. Третий сын — Витя — родился в 1957-м. Павла несколько лет занималась детьми, а в 1962-м устроилась ночной няней в только что открытый детский сад №17. Оттуда и ушла на пенсию в 1979-м: парализовало маму и Павла вернулась в родной дом почти на год — ухаживать.

А потом она снова вернулась на север, где ее ждали дети и внуки.

***

Дом в деревне под Костромой давно пустует. Окна и двери заколочены. Но Павлу Дмитриевну не оставляет память о счастливых довоенных временах, когда еще все были живы и, казалось, так будет всегда…